Энергетика и промышленность России. «Климат» энергоэффективности: российский опыт

Энергетика и промышленность России. «Климат» энергоэффективности: российский опыт

Энергетика и промышленность России. Энергоэффективность в деталях обсудили эксперты на онлайн-конференции «Климатический трек в электроэнергетике: сценарии реализации низкоуглеродной стратегии». Мероприятие состоялось 16 февраля в преддверии Российского международного энергетического форума. Организаторами дискуссии выступили газета «Энергетика и промышленность России» и EXPOFORUM.

В конце 2020 года Минэкономразвития РФ представило стратегию низкоуглеродного развития, которая ориентирована не только на снижение парниковых газов и углеродоемкости, но и на социально-экономическое развитие. Она затрагивает, например, повышение комфортности среды обитания и перспективы экспорта российских товаров.

«Для нас было важно описать, какие цели по снижению объемов парниковых газов мы перед собой ставим и как мы хотим к 2030 и 2050 годам на них выйти с учетом прогноза экономического роста, — отметил Петр Бобылев, директор Департамента конкуренции, энергоэффективности и экологии Министерства экономического развития Российской Федерации. — В частности, в пункте о развитии экономики к 2030 году отмечается 3%-ный рост ВВП ежегодно.

Свои планы низкоуглеродного развития мы базируем на устойчивом экономическом росте, который, по прогнозам, может составить 2,4 раза к 2050 году. Это много. Но для нас это не просто тезис, который может быть поводом для скепсиса широких масс — нет, мы действительно нацелены на развитие экономики, что предусматривает рост полезного отпуска электроэнергии, тепловой энергии, в промышленном производстве. И, значит, казалось бы, выбросы должны вырасти.

Но, поставив задачу снижения выбросов парниковых газов, даже при таком масштабном росте экономики, ее углеродоемкость будет снижаться: к 2030 году она сократится на 8–10%, к 2050-му — на 45–50%. Это серьезнейший показатель, и для его достижения в стратегии нами предусмотрены инструменты достижения показателей: меры поддержки, инвестпрограммы компаний, сбалансированность энергосистемы, конкретное оборудование и производственные мощности, которые будут более энергоэффективными.

Кроме того, показатели топливной экономичности электроэнергетики синхронизированы с «Энергостратегией до 2035 года». Сегодня энергоэффективность реализуется не ради энергоэффективности, это не просто снижение потребления коммунальных услуг, но и климатический трек. И мы понимаем, что, снижая объемы выбросов парниковых газов, мы сокращаем выбросы загрязняющих веществ — оксида серы, оксида азота».

Петр Бобылев директор Департамента конкуренции, энергоэффективности и экологии Минэкономразвития РФ: 

«Сейчас нетто-выбросы с учетом поглощения составляют 1,6 млрд тонн СО2-эквивалента. Россия ушла от более чем 3 млрд тонн СО2-эквивалента с 1990 года. Это правда. При этом не все достижения были только за счет спада экономики в 1990-х годах. После экономика стала расти до уровня, на котором мы находимся сейчас. Для сравнения: Китай объявил углеродную нейтральность к 2060 году, но к 2030 году у них объявлен максимальный объем выбросов СО2-эквивалента, почему? Потому что это достижимо за счет роста всех отраслей экономики. Если мы к 1990-му году упали наполовину, Китай вырос более чем вчетверо».

По словам Петра Бобылева, Минэкономразвития РФ готовит новую редакцию 703-го Постановления Правительства РФ, или «Комплексного плана мероприятий по энергоэффективности», и в ближайшие полгода он должен быть опубликован. «Под каждое из мероприятий этого документа мы будем делать расчеты СО2-эквивалента. Серьезно прорабатываются финансовые меры стимулирования, в первую очередь, внебюджетных ассигнований, долгосрочных целевых соглашений и энергосервисных контрактов. Если каким-то отраслям потребуется бюджетная поддержка, мы также рассматриваем такой подход», — отметил Петр Бобылев.

Он также добавил, что поскольку низкоуглеродная стратегия является сквозной, она должна войти в стратегии отраслевых министерств — Минэнерго, Минпромторга, Минстроя.

Екатерина Кваша, директор «Национального центра энергоэффективности» Министерства экономического развития РФ:

«В первую очередь Минэкономразвития России ориентируется на отрасли с большим потенциалом повышения энергоэффективности и, соответственно, на крупные проекты и меры реализации этого потенциала. Но есть и относительно небольшие проекты. Например, применение в распределительном электросетевом комплексе энергоэффективных материалов и оборудования, в ФСК ЕЭС проект энергоэффективной подстанции, серия проектов «РусГидро», в частности с применением энергосервиса.

Мы, конечно, приветствуем такие начинания и считаем, что необходимо использовать даже небольшие возможности для позитивных изменений как в части энергоэффективности расходования ресурсов, так и в части климата.

Крайне важно активное развитие финансовых стимулов для реализации проектов, например, энергосервиса, привлечение негосударственных средств в энергоэффективность. Перспективными направлениями являются такие инструменты финансового регулирования и государственной политики, как долгосрочные целевые соглашения и белые сертификаты, которые тоже рассматриваются как инструменты, включаемые в «Комплексный план».

Дмитрий Боровиков, вице-президент по стратегии, управлению производственным портфелем и трейдингу ПАО «Фортум»:

«Наше регулирование, в отличие от ЕС и других стран, дает гораздо меньше рыночных стимулов для развития энергосистемы, декарбонизации и снижения углеродного следа. Даже страны Азии и СНГ, которые ближе к нам с точки зрения энергобаланса, делают значительные шаги вперед.

Что касается глобальной климатической повестки, то со стороны российских регуляторов есть непонимание, какими инструментами необходимо оперировать. У нас «Зеленый курс» ЕС во многом воспринимается как некая угроза, как желание задавить некоторые секторы нашей экономики. Нам не хватает комплексного взгляда на то, что делают другие страны и крупнейшие международные корпорации. Как они обновляют энергосистемы, какими инструментами пользуются, какие возможности есть в этой связи у российской экономики? Сейчас отечественная энергетическая отрасль живет по директивам: строительство ВИЭ или модернизация ТЭС идет только тогда, когда появляется ДПМ, и никаких свободных инвестиционных стимулов у нас сейчас нет. А это важно для обновления энергобаланса, когда в рамках инвестиционных программ компании сами принимают решения по новым инвестициям и строят, например, ПГУ или мощности ВИЭ.

В России этого сейчас нет, потому что наши верхнеуровневые цели по климату — в рамках пресловутого Указа «666», а именно зафиксированная цель достичь уровня выбросов 70% к 2030 году в сравнении с 1990 годом. Но это не совпадает с тем, что происходит в других странах, потому что там сформирован плавный тренд на снижение выбросов. У нас уже сейчас уровень выбросов около 55% к уровню 1990 года. Получается, с такой целью мы планируем следующее десятилетие не снижать, а наращивать выбросы. Но ни в одной крупной экономике нет планов по увеличению выбросов, а мы оставили такой люфт — плюс почти 40% к текущему уровню в перспективе до 2030 года. Это противоречит международной повестке и планам по удержанию температуры и предотвращению усугубления глобального потепления».

По словам Дмитрия Боровикова, цели Минэкономразвития — это возможная платформа, на которой можно построить что-то хорошее.

«Безусловно, те усилия, которые начали предпринимать, — это уже определенный позитивный сигнал. Это хорошая платформа для того, чтобы дать инициативу частным компаниям с точки зрения саморазвития и в том числе для добровольного снижения выбросов.

Индустриальным компаниям не хватает добровольных инструментов по декарбонизации, потому что частные компании предпринимают инициативы на свой страх и риск. У них нет квалифицируемых на международной арене инструментов, нет сертификатов, нет засчитываемых квот и так далее. Это как прямые договоры на поставку зеленой энергии в России, они — новация нашего внутреннего рынка. Мы нашли инструмент, как в отсутствие зеленых сертификатов, которых у нас нет, поставлять зеленую энергию потребителю. Но отрасли нужны зеленые сертификаты, и мы ждем, что в этом году они как инструмент регулирования появятся.

Более глобально — нужна система регулирования выбросов и торговли этими выбросами. Есть национальные цели, которыми могут пользоваться компании. Но для тех, кому этот углеродный след важен, должна быть система, которую они смогут использовать в своих внешнеторговых отношениях при осуществлении экспортных операций, поскольку давление по климатическому треку идет не только от системы госрегулирования, но и от глобальных производственных цепочек поставок. Международным индустриальным компаниям, финансовым инвесторам — всем им крайне важна тема ESG и устойчивого развития, и тут вопрос уже не только в трансграничном углеродном налоге. Мы можем, конечно, игнорировать политические и тарифные устремления ЕС, но наши компании при отсутствии климатических действий просто будут исключаться из глобальных цепочек поставок», — подчеркнул Дмитрий Боровиков.

Альфред Ягафаров, заместитель управляющего директора по сбыту электроэнергии и мощности ПАО «ТГК-1»:

«Мы идем в соответствии с планами Минэкономразвития России. У нас очень хорошие результаты по удельным расходам на электроэнергию — ТГК-1 работает по теплофикационному циклу, максимально эффективно используя свое генерирующее оборудование. Кроме того, у нас есть высокоэффективные ГЭС общей мощностью 3 ГВт — и мы в отношении этой возобновляемой энергии уже заключаем прямые договоры с потребителями на оптовом рынке электроэнергии. Далее наши контрагенты по этим договорам могут позиционировать свою продукцию как низкоуглеродную. Этот рынок сейчас стремительно развивается, и т.е. мы переходим к рынку зеленых сертификатов или системе обращения сертификатов происхождения электроэнергии. При этом, учитывая международный опыт достижения целей по изменению климата, а также необходимость развития в РФ высокоэффективных источников совместной генерации тепловой и электрической энергии, обусловленной климатическими особенностями, считаем целесообразным включить в сферу обращения «зеленых сертификатов» также высокоэффективные объекты газовой когенерации».

Алексей Жихарев, директор АРВЭ, партнер VYGON Consulting:

«На российском рынке пока невозможно строить зеленую энергетику и не только ее: к сожалению, правила нашего оптового рынка электрической энергии и мощности не позволяют реализовать ни один новый проект — ни тепловой энергетики, ни гидрогенерации, ни солнечных, ни ветряных станций. Уровень цен, который есть в свободном сегменте, не позволяет это делать, что является неким барьером. Когда речь идет о мерах поддержки для ВИЭ или какой-то другой генерации, так или иначе, надо понимать, что у нас вся энергетика, абсолютно любой ее сектор, живет в совокупности каких-то мер поддержки.

Рано или поздно, в анализ конкурентоспособности той или иной технологии должны быть добавлены факторы из климатической повестки — тот самый углеродный след, который сейчас никак не оценивается, когда предпринимаются попытки определить, спрогнозировать или измерить паритет электрической энергии от разных источников.

Здесь вопрос очень цикличный: прогнозируемый рост экономики, так или иначе, зависит от той климатической политики, которая реализуется на уровне национальной экономики.

Не секрет, что растет количество мировых инвесторов, предъявляющих к юрисдикциям, где они хотят размещать инвестиции, максимальные требования. Мировые инвестиционные группы зачастую отказываются от инвестиций в той или иной географической локации по причине отсутствия доступа к зеленой электроэнергии, либо к электроэнергии с низким углеродным следом.

Можно ссылаться на отдельные конкретные примеры, когда мы видим, что в ЕЭС России есть объекты, которые показывают достаточно неплохие показатели по удельному расходу. Но не надо забывать о том, что если смотреть именно на косвенные выбросы, которые формирует для наших экспортеров, нашей промышленности электроэнергетика, то уже сейчас они примерно на 30% выше европейского уровня и в базовом сценарии проекта Стратегии низкоуглеродного развития к 2035 году будут в два раза выше. Если этот сценарий реализуется, как мне видится, основная опасность, на которую стоит обратить внимание при принятии финального документа, заключается в том, каким образом российская экономика сможет привлекать инвестиции в случае, если инвесторы будут предъявлять те требования, о которых я говорил».

Рашид Исмаилов, председатель Российского экологического общества:

Одним из главных трендов сегодня в России является усиление и даже ужесточение экологической политики. То есть мы через экологические факторы ужесточаем отношение к хозяйствующим субъектам практически во всех секторах. Например, в ТЭКе это связано с предупреждением нефтеразливов, их ликвидацией — законодательство заставляет предприятия, работающие в ТЭКе, финансово защищаться от аварий и разливов, предусматривать финансовые подушки безопасности, будь то экологическая страховка или банковская гарантия, или соответствующие фонды.

Данный подход определен, в том числе глобальным трендом на усиление экологической политики, а именно диктатурой природоохранного законодательства, которое сейчас выходит на уровень к какой-то степени давления. В качестве примера можно привести Евросоюз, где все достаточно жестко по отношению к природопользователям.

Вместе с тем, мы видим, как у некоторых государств слова расходятся с делом. В том же Китае правительством поставлена высокая планка, они любят большие красивые истории в долгую с масштабными целями, но вместе с тем там сегодня развивается и угольная генерация. Для КНР угольная отрасль сейчас в приоритете, они строят угольные станции. Выходит, с одной стороны, они за все зеленое, с другой — развивают у себя реальный сектор с угольной генерацией — то, что подешевле, попроще.

Я считаю, что в настоящее время экология и энергетика неразделимы, однако их цели и приоритеты во многом определяет экономика. Существуют барьеры при принятии экономикой зеленой генерации. Приведу актуальный пример, с которым мы недавно столкнулись, — это строительство заводов по термической утилизации мусора. Основная их задача — генерация зеленой энергии. Понятно, что включение в оптовый рынок — отдельная история, идет дискуссия о том, как это реализовать на практике. На первый взгляд, звучит все замечательно — с населения деньги брать не будут, регионы сами будут контролировать вопросы логистики в части направления потока мусора на эти заводы. Но что будет на выходе? Экономически это очень дорого реализовать. И как быть? Использовать ДПМ или другой механизм? Дискуссия с энергетиками идет, она непростая, опять же, кто-то должен за это платить. Для нас, общественников, важно, чтобы за это не платило население».

Георгий Кутовой, член комитета ТПП по энергетической стратегии и развитию ТЭКа:

«Энергетика остается важнейшим техническим и технологическим драйвером развития всех остальных сфер производства. Она вовлекает в свою производственную, технологическую сферу огромное количество природных ресурсов. В том числе является источником карбонизационного загрязнения нашей окружающей среды. В этом отношении, если коснуться электроэнергетики, самым главным источником такого загрязнения выступает тепловая генерация, а именно использующийся в этом процессе уголь.

В эпоху развития технологий одним из приоритетных является вопрос бережного отношения к окружающей среде. В этой связи сегодня большие усилия энергетиков сконцентрированы на том, чтобы сделать процесс использования, сжигания и переработки, хранения и вторичного безотходного производства электроэнергии по угольным технологиям максимально безвредным для окружающей среды.

Успехи в этом направлении имеются. Есть ряд энергетических технологий, которые в наименьшей степени влияют на увеличение угольного градиента в загрязнении окружающей среды. Хотя стоит отметить, что пока таких технологий не очень много и в настоящий момент вред от угольных технологий пока еще существенен».

Елена Восканян ,Ирина Кривошапка

Источник: https://www.eprussia.ru/epr/409-410/5132719.htm?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&amp...